2000-летие христианства явилось поводом осмыслить его роль в современной жизни российского общества, сверить происходящие явления и процессы (сквозь призму сущего и должного) с основополагающими догмами христианского вероучения — основой и смыслом жизни значительной части населения нашей страны и одной трети жителей мира.
Дискуссия, идущая в рамках заявленной рубрики журнала, как видно, организована не ради моды и не только в связи с «круглой» датой. Быть может, это направление в сторону обращения к искомой национальной идее и тех столпов державности, поиск которых сегодня, как и всегда, мучителен и многотруден. Привлечение внимания юридической общественности к проблеме изучения христианства помогает лучше понять его, усвоить его нравственно-гуманистические идеи, в том числе с учетом того, что право нельзя понять само по себе. «А истина делает нас свободными», — свидетельствует апостол Иоанн (Ин. 8:31, 32).
Христианство, безусловно, предмет науки, как и всякое явление объективной действительности. Религия, при всем богатстве ее содержания, в своей основе является учением, влияющим на общественные отношения, что с неизбежностью ведет к соединению ее с правом. Христианство нуждается в глубоком и всестороннем теоретическом исследовании. Это динамичное, обновляющееся, реагирующее на изменения жизни учение.
Оно изучается наукой богословия и популяризируется в том числе и в светских изданиях, включая «Российскую юстицию». Однако и другие отрасли знания все активнее включаются в исследование христианского вероучения. Поднимаются вопросы христианской философии, этики, психологии, педагогики, безопасности и даже психиатрии.
Громадный пласт христианства давно ждет исследования и юридической наукой. Справедливо отмечается, что ныне существует только два ограничения на творческий поиск и практические свершения — Закон и Мораль. Происходящие перемены в жизни общества, все их аспекты и проявления для отечественной правовой науки предстали в виде огромного количества проблем и вопросов, требующих незамедлительных теоретических исследований и научно-прикладных разработок. Однако служенье муз не терпит суеты, и в этом благородном деле важным является не навредить, избежать излишней кампанейщины, дешевого популизма и вульгарного примитивизма.
Действительно, христианство следует рассматривать не только как религиозную, но и как нормативную систему. Оно само есть совокупность норм и правил, социальный регулятор, фактически действующий через тот же механизм, что и право. Христианство может быть определено как метаправо, поскольку является прародителем многих правовых систем. Игнорирование связей, которые соединяют наше современное право с христианством, основано во многом на незнании истории права и религии. Между тем право и христианство имеют множество точек соприкосновения: внешних и внутренних, формальных и содержательных, объективных и субъективных.
Правда, христианство и право расходятся в ситуации, когда нарушитель отказывается от искупления своей вины. По христианству сокрытый грех грозит судом и Божьей карой если не в этой жизни, то в ином — посмертном мире. Светская юриспруденция такого последствия не предусматривает; более того, она допускает полное прощение вины в институте давности совершения большинства видов правонарушений. Это противоречие устраняется там, где религиозная ответственность совпадает с юридической, т.е. где правонарушение совершается христианином и представляет собой грех.
Конечно, суд Божий — не аналогия с судом мирским, хотя бы потому, что он суд истины, он, по М. Лермонтову, «не доступен звону злата» и всеведущ — поскольку «и мысли и дела он знает наперед». Но структурное сходство обязывает суд права тянуться за судом правды. Неправедный светский суд сам может быть оценен как грех, ибо сказано в Евангелии: «каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7:1); «твоими устами буду судить тебя» (Лк. 19:22).
Рассматривая внутреннюю взаимосвязь христианства и права, нельзя обойти вниманием факт единства охраняемых ими интересов. Единство предмета права и христианства проявляется в конкретных задачах различных отраслей российского права. Особенно наглядно оно в уголовном праве, среди объектов охраны которого на первом месте стоят права, свободы, жизнь и здоровье человека, собственность, т.е. все, что входит и в предмет ведения христианства.
Право совпадает с христианством в главном — в отношении к человеку. Так, основным требованием христианства является, как отмечалось, любовь к ближнему. При этом в понятие любви вкладывается не столько романтическое, лирическое, сколько этическое содержание. Любовь — ничто, если она не содержит в себе элемент долженствования, ответственности за другого человека. Суть заповеди «возлюби ближнего своего» в том, чтобы отвечать за него, помогать ему нести бремя, спасать. На юридическом языке это означает ответственность человека за оставление кого-либо в опасном состоянии, т.е. за бездействие не только в случае, когда виновный сам поставил потерпевшего в опасное состояние, но и в случае, когда опасное состояние возникло по иным причинам.
В этой связи следует обратить внимание на отступление современного демократического уголовного законодательства России от советского, которое в рассматриваемом аспекте было ближе к христианству. Статья 127 УК РСФСР предусматривала ответственность за оставление в опасности: в соответствии с ней всякое лицо обязано было оказывать помощь другому лицу, которое оказалось в опасном для жизни состоянии, вне зависимости от того, чем это состояние вызвано. УК РФ, к сожалению, ориентирован в указанном и иных составах в большей мере на прагматизм. Оставление лица в опасности (ст. 125 УК) влечет ответственность лишь в случае, если виновный «был обязан иметь о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние».
Российское законодательство охраняет и другие освященные христианством ценности: семью, детство, собственность, свободу, оплачиваемый труд, равенство людей и т.д. Кроме того, рассматриваемая взаимосвязь проявляется в том, что само христианство выступает в качестве предмета правовой охраны. Так, ст. 148 УК предусматривает ответственность за воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповедания.
Отмеченные, равно как и иные имеющиеся связи права с христианством указывают на более глубокие, исторические корни, соединяющие эти явления. Более того, характер рассмотренных точек соприкосновения свидетельствует о несомненном влиянии христианства на формирование российского права. К сожалению, современная отечественная источниковая база по данному вопросу чрезвычайно размыта и бедна: исследования на заявленную тему до последнего времени практически не велись.
Более активно работают в этом направлении зарубежные авторы, демонстрирующие, в числе прочего, известную (не всегда каноническую) модернизацию западных вероучений под воздействием особенностей нынешней эпохи. Учитывая, что российское право, в частности уголовное, базируется на западноевропейском, представляется возможным эти исследования переносить на российскую почву. Правда, по нашему мнению, отечественному юристу следует подходить к имеющимся публикациям с определенной долей осторожности, соотнося предлагаемые выводы с постулатами православия. В этом вопросе авторы солидарны с позицией А. Куприянова, хотя с некоторыми положениями его статьи «Церковное право и его рецепция в российское законотворчество» можно и полемизировать (Российская юстиция. 2001. № 2).
Недавно вышло в свет фундаментальное теоретическое исследование, направленное на поиск путей примирения права и религии. Но вот что настораживает: автор пытается доказать сомнительный тезис о приоритете права над моралью и политикой. Право, по его мнению, нечто больше, «чем мораль и политика вместе взятые» (Б е р м а н Гарольд Дж. Вера и закон: примирение права и религии. М., 1999. С. 34). С этим мнением можно было бы и не спорить, рассматривая приведенный тезис как сугубо авторскую позицию. Однако затем делается далеко идущий и в конечном счете не согласующийся с догмами православия вывод о необходимости создания «всемирного права», которое бы способствовало установлению мира между народами, сохранению окружающей среды, снижению межрасовых конфликтов, устранению голода и т.д. Если сопоставить эту идею с тем, что Всемирное право будет обслуживать Всемирное правительство, а право и религия должны поддерживать «вновь возникающий единый мировой порядок», то легко заключить, что единое право предполагает единую религию, причем подчиненную праву и выполняющую идеологическую функцию (поскольку единый мировой порядок — категория политическая, а следовательно, и идеологическая).
Русская православная церковь категорически осуждает как одно из злых начал лжеучение о неизбежности грядущего объединения человечества в единое сверхгосударство с общим Всемирным правительством во главе — мондеализмом. Это означало бы отказ от православия.
Вопрос о соотношении христианства и права далеко не безобидный: освещая его, следует знать и постоянно держаться подлинных христианских православных, заповедных канонов: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф. 7:15, 16), «Мудрость разумного — знание пути своего», — учит Соломон (Пр. 14:8).
Конечно, при ответственном подходе научные исследования предполагают основательное богословское образование, которое наши юристы, к сожалению, даже в усеченном виде не получают. В связи с этим следует приветствовать появление учебного курса Судебного религиоведения (Тихонравов Ю.В. Судебное религиоведение. Фундаментальный курс. М., 1998). В перспективе следовало бы ввести преподавание курса «Основы христианского учения о праве» или хотя бы «Основы духовной безопасности», что помогло бы юристам ориентироваться в важных религиозных вопросах.
Необходимо и возможно попытаться проникнуть в христианство как в своеобразную метатеорию российского права. В этом деле нам поддержка — великий проповедник Екклесиаст, который завещал потомкам «исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом; это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем» (Еккл. 1:13).
Представляется необходимым хотя бы на уровне констатации обратить внимание на христианские нормы в механизме формирования и реализации права.
Христианская религия, являясь нравственно-нормативной системой, оказывает влияние на формирование и реализацию светских правовых норм. Происходит своеобразная имплементация ее в право, в результате чего мы пользуемся правом, по сути, прибегая к помощи христианства.
Первая и основная форма влияния — идейно-нравственная. Право — это не только правило поведения, закрепленное в законе, но и сама жизнь, претворение правила в повседневной реальности. И здесь многое зависит от нравственных устоев человека: соответствуют ли они праву и готов ли он отстоять свои убеждения.
Религия имеет свой, на первый взгляд, отличный от права, предмет регулирования — это отношение верующего к Богу и Церкви. В этой части религия, если она не государственная, не пересекается с правом. Например, из десяти заповедей Моисея первые четыре сугубо внутрирелигиозные. Римский прокуратор Пон-тий Пилат, к которому доставили Христа для осуждения на сметную казнь, «умыл руки», заявив, что не видит вины приведенного к нему человека. «Что мне (светской власти), :— говорит он, — до того?» (т.е. до того, что Христос именовал себя царем иудейским). Прокуратор понял, что речь идет не об императорской должности, но о духовном царстве: «Не виновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы» (Мф. 27:24).
В государстве, где религия является официальной, отдельные религиозные нормы приобретают статус правовых. Так, до 1917 года во главе Русской православной церкви стоял царь. В пределах государства только Православная церковь согласно закону «О веротерпимости» имела право убеждать последователей иных христианских исповеданий и иноверцев к принятию ее учения о вере. Если это делали иные лица, то виновные должны были подвергаться «взысканиям, в уголовных законах определенным» (Свод законов Российской империи. Т. 41. 1896. Ст. 4).
Полностью оторвать вроде бы сугубо религиозные нормы от светских нельзя: при всей кажущейся отвлеченности от мирских проблем они в действительности играют существенную роль в формировании право-послушного поведения человека, вырабатывая устойчивую систему ценностей, не безразличную для права. Эти ценности способны выступать в качестве мотивов социально-позитивного поведения. Вспомним события в Чечне, когда бандиты, захватив солдата федеральных войск в плен, потребовали от него отказаться от православной веры и обратиться в мусульманство, гарантировав при этом жизнь. Русский парень отказался, приняв мученическую смерть. Здесь обращение в иную (свою) веру выступает признаком «своего» человека, которого можно поставить в строй и заставить воевать против его страны.
Вторая форма реализации религиозных норм в праве — регулирование отношений верующих между собой и со светской властью. При этом возможны ситуации, когда религиозные нормы попадают в правовое поле, это происходит в случае совпадения предмета религиозных и правовых отношений. Тогда интересы религии совпадают с правовыми.
Христианство всегда проявляло лояльность по отношению к интересам государства и права на основе действия жесткого императива Христа: «кесарево кесарю, а Божие — Богу». Такие заповеди Моисея, как «не убий», «не укради», «не произноси ложного свидетельства», вошли в плоть всех правовых систем. Религиозно-правовая гармония основывается не на приспособлении религии к государству и праву, а наоборот — строительстве государства и его права в соответствии с религиозными нормами.
Конечно, государство иногда отходит от религиозной первоосновы настолько далеко, что возникает противоречие между правом и религиозными догмами. Перед духовенством в этом случае встает вопрос, как ему относиться к государству и его законам. В таком положении оказывалась неоднократно и Русская православная церковь, в частности, в период царствования Петра I, значительно ограничившего поле деятельности православных монастырей и церквей, и коммунистического строительства, когда власть оказалась в прямом противостоянии религии (и не только христианской), взяв курс на ее уничтожение.
Третья форма реализации религиозных норм в праве — нравственно-аналоговая, при которой христианские нормы не воплощаются напрямую в правовые, но влияют на их формирование. Эта форма наиболее сложная, поскольку представляется не явной, но значимой для права, учитывается в процессе правотворчества и правоприменения.
Как известно, право — явление по крайней мере двоякое: политическое и нравственное. В своем первом значении оно выступает в качестве инструмента осуществления государственной политики, средства управления обществом, способом достижения политических целей. Государство может функционировать только в правовой среде, с помощью законов, устанавливая в них нормы поведения, в максимальной степени благоприятствующие его укреплению и развитию. Эти нормы в конечном итоге опосредованы: через интересы государства они должны благоприятно сказываться и на гражданах страны.
Государственно-политическое значение имеют не только нормы, «работающие» исключительно на государство, но и регламентирующие взаимоотношения государства с обществом и отдельными его членами. По сути, всякую правоустанавливающую норму государство так или иначе увязывает с реализацией интересов своих граждан, чего требует сам статус государства. Согласно ст. 18 Конституции РФ, права и свободы человека и гражданина «определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти». Защита интересов личности, таким образом, также возведена в ранг политической задачи. Но в одних нормах они представлены непосредственно, в других — опосредованно, через интересы государства.
Нравственная значимость правовых норм заключается в том, что они отражают и закрепляют общепринятые и необходимые для существования общества правила поведения, выражают представление общества о том, какими должны быть социальные отношения.
Это господствующее в обществе понимание должного поведения физических и юридических лиц в различных ситуациях. В зависимости от того, соответствуют ли фактически существующие правовые установки и конкретные действия указанным представлениям, они оцениваются в качестве справедливых или несправедливых.
Идея справедливости играет существенную роль в действии правового механизма. Государство старается всеми возможными способами представить свои правовые решения как справедливые, отражающие нравственные ожидания общества. Если этого достичь удается, то такие решения приобретают не только государственную, но и общественную силу, что повышает их активность. Например, так называемый «феномен Путина» есть результат усиления социальной направленности деятельности государственных органов, поворота к человеку и обществу. Даже в целом непопулярные в народе акции получают поддержку в обществе (не только моральную). Конечно, здесь существует угроза популизма, псевдогуманности политических акций: обнаружение таковых всегда умножает их безнравственность и еще сильнее размежевывает общество и власть.
Без общественной поддержки государство не способно успешно решать и задачи противодействия преступности. С помощью одного только уголовного закона решать эту задачу невозможно, необходима работа всего общества, т.е. в это противодействие должен включаться общественный интерес. Лучшая уголовная политика — политика социальная. Только при единой социальной позиции законодателя, рядовых граждан и работников правоохранительных органов возможно добиться успеха. А это значит, как минимум, что общество должно относиться к уголовному закону не как к политической, а как к этической ценности, видеть в нем не только государственный, но и нравственный смысл, смысл своей жизни, восприниматься как средство обеспечения безопасности в первую очередь не государства, но самого общества, конкретных лиц, видеть в каждом преступлении нарушение не только государственно-правового запрета, но и запрета нравственного.
К сожалению, российская правовая практика отходит от нравственных критериев оценки преступлений и правонарушений, используя главным образом материальные критерии. Нравственности, по сути, нет места в характеристике преступления. Признак общественной опасности представляется исключительно как прагматическая категория, она связывается с причинением либо с угрозой причинения конкретного вреда (физического, материального, организационного, политического). Деяния при этом представляются преступными потому только, что они запрещены законом, т.е. государством под угрозой уголовного наказания. При таком подходе, исключающем нравственный критерий, наметившаяся тенденция криминализации общества вполне объяснима. Убийство, хищение, изнасилование встречают негативную общественную реакцию, так как эти деяния однозначно несовместимы с существованием общества. Что касается других преступлений, то многие из них воспринимаются населением как бы со стороны, как явления сугубо политические, имеющие отношение к государству, но не к нему. Такая отрешенность особенно усиливается благодаря либо неспособности, либо нежеланию государственных органов обеспечить неотвратимость уголовной ответственности. Неотвратимость даже не включена в число принципов УК РФ.
Правовая безнравственность лишает норматив духовной силы (силы права как справедливости, а не права как силы), не способствует мобилизации общественности на противодействие преступности. Право, не основанное на нравственности, воспринимается лишь как средство осуществления политических целей, используемое по воле государства в зависимости от того, когда и для чего оно ему понадобится.
Принимая законы, депутаты Государственной Думы пытаются их соотнести с коренными интересами представляемого ими народа, с его исходным пониманием нравственности. Религиозно-этический характер этих представлений осознается слабо, что мешает целенаправленному и полному их использованию; религиозные чувства народа правовой наукой практически не изучаются, в результате чего право становится волеизъявлением не народа (хотя это декларируется), а государства. Тот факт, что именно Президент РФ подписывает одобренный Советом Федерации закон «на выход в свет», еще более усиливает политический смысл права. В обществе отсутствует институт государственной оппозиции, который обладал бы возможностью на законном основании выступать с негативной юридически значимой оценкой принимаемых политических и правовых решений. Между тем, как известно христианству и естественной науке, опираться можно только на то, что сопротивляется.
Органическая взаимосвязь политического и нравственного в праве придает последнему стабильность; по справедливому замечанию Дж. Бермана, право без веры, т.е. высшей нравственности, «вырождается в за-конничество» (Б е р м а н Гарольд Дж. Указ. соч. С. 33). Следовательно, задача состоит в том, чтобы придать этому балансу научное объяснение и обоснование, открыть путь осознанному построению права на фундаменте традиционных нравственных устоев.
Жизнь свидетельствует о постепенном повышении социальной активности православия и других традиционных религий, что создает определенные предпосылки для успешного решения указанной задачи. Христианские представления действительно мешают формированию идеологии безбожия и тоталитаризма. В этом их достоинство.
Объяснить влияние христианства на формирование европейского и, следовательно, российского светского права возможно и путем применения метода древнеис -торического анализа, исследования метафизики права. Право выражает общественное сознание. Следовательно, на содержание права влияет все то, что так или иначе формирует это сознание, в том числе наука (первоосновой юридической науки было богословие). Таким образом, имеется система научно обоснованных доводов о том, что христианство — не давно изжившие себя нравственные принципы и идеалы, а, напротив, — основа подлинной нравственности и справедливости, на которой должно строиться здание современного цивилизованного отечественного права.
А. ТЕР-АКОПОВ, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ,
А. ТОЛКАЧЕНКО, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ
(члены Научно-консультативного совета при Верховном Суде РФ)