Фонд содействия научным исследованиям в области правового обеспечения безопасности человека

Максимилиан Волошин – поэт-пацифист и обличитель террора

 Произведения же художника для меня нераздельны с его личностью.

 Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.

 М. Волошин

         Максимилиан Александрович Волошин (1877-1932 гг.) – виднейший представитель эпохи Серебряного века, замечательный русский поэт и литератор, философ и художник. Он родился в мае 1887 г. в семье члена Киевской палаты уголовного и гражданского суда Александра Максимовича Кириенко-Волошина и его жены Елены Оттобальдовны (урожд. Глазер). После размолвки супругов в 1879 г. молодая женщина вместе с сыном переезжает в Севастополь, а в декабре 1881 г. в связи со смертью главы семьи они переехали на жительство в Москву. В дальнейшем большая часть жизни поэта была неразрывно связана с горячо любимым Крымом: уже в январе 1893 г. мама и ее близкий друг П. Теш решают переехать в курортный поселок Коктебель, близ Феодосии, Волошины окончательно стали крымчанами. 

 I. Можно предположить, что как личность, поэт, литератор и художник, Макс (так его звали близкие) Волошин начал формироваться в феодосийской гимназии. Здесь в 1895 году имя Максимилиана как автора стихотворения, посвященного умершему директору гимназии, впервые появилось в печати, ученику пророчили славу «большого поэта, будущего Пушкина». В 1897 году Макс оканчивает обучение в гимназии и получает аттестат зрелости, 1 августа того же года его зачисляют в Московский университет на юридический факультет, начинается студенческий период жизни. Влияние социалистических и анархических идей, бурный темперамент юного Волошина обращают на себя внимание не только друзей, но и тайных недругов, с октября месяца он находится под надзором полиции. Это не меняет поведения молодого человека, а круг его друзей и знакомых включает народовольцев и революционеров. Тем не менее, Максу удается окончить 1-й курс университета и перейти на 2-й, хотя и возникают мысли о переходе на естественный факультет. Позднее он так напишет в своей Автобиографии (1925 г.) об этом периоде жизни: «В 1897 году я кончаю гимназию и поступаю на юридический факультет в Москве. Ни гимназии, ни университету я не обязан ни единым знанием, ни единой мыслью. 10 драгоценнейших лет, начисто вычеркнутых из жизни». 

В феврале 1899 года начинается Всероссийская студенческая забастовка, за участие в ней и «за агитацию» Макса на один год исключают из университета со свидетельством о неблагонадежности и высылают из Москвы в Феодосию. Макс уезжает в Париж: пишет статьи, посещает Сорбонну и Национальную библиотеку, путешествует по Испании. В мае Волошин знакомится с основателями Высшей русской школы общественных наук профессорами М.М. Ковалевским (под влиянием которого он всерьез увлекся масонством), Ю.С. Гамборовым, Е.В. ДеРоберти, а осенью присутствует на открытии Школы, посещает лекции, иногда сам выступает с докладами. Следующий год – начало активных занятий живописью, летом – поездка в Италию. Позднее в его автобиографии появится важная запись: «В 1902 году я также близко соприкоснулся с католическим миром во время моего пребывания в Риме, и осознал его как спинной хребет всей европейской культуры». 

 В конце мая 1900 года, по окончании второго курса университета, Макс с друзьями выезжает из Москвы в свое заграничное путешествие. Путь лежит через Польшу, Австрию, Германию, Италию, Грецию, где они посещают музеи, выставки, памятники старины и прочие достопримечательности. Путь возвращения на пароходе пролегал через Константинополь, откуда в конце июля путешественники прибыли в Севастополь. После такого грандиозного «культурного паломничества» у Макса зреет новая мечта: «… посвятить себя истории искусства, бросив постылое изучение права».

Но пока Волошин решил продолжить свои странствия пешим путешествием по Крыму, которое вскоре оканчивается арестом в Судаке и высылкой в Москву, в Басманную часть. Просидев под арестом две недели, Макс выслан в Крым – до особых распоряжений. В Севастополе он знакомится с инженером В.О. Вяземским и, недолго думая, отправляется с ним в Среднюю Азию, на изыскания трассы Оренбург-Ташкентской железной дороги. По приезде в Ташкент Макс принят в изыскательную партию в качестве фельдшера, хотя не имеет медицинского образования. Затем вместе с караваном полтора месяца он проводит в степи, успевая заниматься журналистикой — отправлять статьи в газету «Русский Туркестан». В середине ноября по возвращении в Ташкент Макс узнает, что полицией его дело «оставлено без последствий». Однако им окончательное решение — не возвращаться в университет, а заняться самообразованием. Об этом феерическом для молодого человека времени Макс напишет впоследствии так: «1900-й год, стык двух столетий, был годом моего духовного рождения».

В 1904 году Макс знакомится со своей будущей первой женой — Маргаритой Сабашниковой, однако в последующие годы в семейном плане не все складывается безоблачно: постепенно разрушались семейные отношения, а вместе с ними и относительное материальное благополучие Волошина. Их брак был непродолжителен. 

Значительно дальше земных путешествий Волошина простирались его «блуждания духа: буддизм, католичество, оккультизм, масонство, магия, теософия, Р. Штейнер» (из Автобиографии). Встречи со знаменитым австрийским философом, эзотериком и мистиком, основоположником антропософии Рудольфом Штейнером (1861-1925 гг.) в Гамбурге приводят коктебельского поэта в масонство, в третью степень масонского посвящения: с ним связывают важнейшую миссию в России. В начале 1909 года он становится уже мэтром (мастером) и сразу же возвращается в Петербург. Волошин входит в состав нового литературно-художественного журнала «Аполлон», становится заметной персоной литературного мира столицы. Скандальной славы принесла Максу история с опубликованием стихов «Черубины Габриак» (вместе с малоизвестной поэтессой Дмитриевой, которая играла роль этой загадочной и таинственной испанской синьоры), что стало одной из самых знаменитых мистификаций в истории литературы. На этой почве происходят его конфликт и бескровная дуэль с собратом по цеху поэтов Николаем Гумилевым, наделавшая много шума в обеих столицах. Было назначено дознание, дуэлянтов и секундантов опрашивал становой пристав, «дело» закончилось без последствий для его участников. Еще раньше против Волошина заводилось уголовное дело по обвинению в кощунстве за статью о романе известного французского писателя и критика, юриста по образованию, Реми де Гурмона «Une Nuit auLuxenburge». Эти события получают скандальное освещение в прессе, что вынуждает Волошина выехать в Крым, в Коктебель. Мирный, неконфликтный человек, Макс то и дело провоцирует скандалы из-за своего несоответствия «общим настроениям» и порядку жизни. Как отмечает впоследствии его биограф: «Волошин никогда не искал ни славы, ни лидерства. Литературные связи тоже не казались ему чем-то значительным, ему просто нравилось находиться в кругу людей, понимающих искусство». 

 Путешествия вновь занимают основное место в крымский период жизни поэта. В середине октября 1910 года Волошин едет в Москву, где и проводит зиму в своих обычных занятиях – поэзия, лекции, выступления, литературная работа, в том числе и для «Аполлона». Весной следующего года поэт возвращается в Крым. В этот год в Коктебеле собрался круг близких ему людей для веселого времяпровождения и отдыха, с розыгрышами, мистификациями, чтением и сочинением стихов, любительскими спектаклями и т.п. Как позже записал Волошин: «Первое лето обормотов в Коктебеле». «Обормотами» назывались те, кто участвовал в этих развлечениях и принимали правила общения, установленные Волошиным. 

 Построенный поэтом дом в Коктебеле в дальнейшем стал удобным местом не только для проживания и творчества, но и для совершения различного рода мистерий, пристрастие к которым Волошин испытывал с юности. Их внешние формы, доступные всем гостям, с восторгом описаны в воспоминаниях многих участников и очевидцев: это были конкурсы, театральные представления, шарады, розыгрыши, которые происходили почти ежедневно. Подробная игровая атмосфера могла легко скрывать от глаз непосвященных «тайную» жизнь дома, при этом и в публичных представлениях, вероятно, существовала особая символика, доступная лишь немногим. Максимилиан Александрович при поддержке писателя В. Вересаева отстоял при советской власти свой дом от реквизиции, превратив его в бесплатный Дом творчества писателей и художников, который вновь стал полон единомышленников и друзей. За эти годы гостеприимством Дома поэта воспользовались многие литераторы, художники, ученые, друзья и знакомые Волошина: Максим Горький, Е.И. Замятин, К.И. Чуковский, А. Белый, В.Я. Брюсов, М.А. Булгаков, К.С. Петров-Водкин, В.А. Рождественский, М.И. Цветаева и многие другие. В 1932 году, незадолго до смерти, последовавшей 11 августа 1932 года, Волошин свой дом подарил Союзу писателей. «Дом поэта» и сегодня — главная достопримечательность коктебельской долины, историко-художественный и мемориальный памятник, в котором отражена целая эпоха русской культуры конца XIX — начала XX века. В нем открыт дом-музей М.А. Волошина, на его базе многие годы проводятся «Волошинские чтения», собирающие волошиноведов из разных стран мира.

 Благодаря заботам второй жены и единомышленника Волошина, Марии Степановны, в коктебельском доме все сохранено, как было при жизни Макса. В рабочем кабинете находится замечательная мемориальная (насчитывающая свыше 9 тыс. ед. томов) библиотека поэта: произведения русских и зарубежных классиков, редкие книги по археологии, мифологии, философии, живописи, архитектуре, искусствоведческая литература и многочисленные поэтические сборники, научное описание и обработка «русскоязычной» части которой еще не завершено. Социально-правовой (девиантологический) аспект творческого наследия М.А. Волошина остается в значительной степени не исследованным.

 II. Страх перед грядущими в будущем социальными беспорядками можно отчетливо заметить в литературе Серебряного века. Так, в «Творимой легенде» Федора Сологуба, «Королевском парке» Александра Куприна, «Республике Южного креста», «В днях запустений» Валерия Брюсова отчетливо переданы картины развала социального устройства России. Бунты, погромы, убийства, насилие, мародерство, массовые сумасшествия (эпидемии психических заболеваний) знаменуют собой основные элементы страха перед будущим. В этих картинах человек утрачивает свой облик, обнаруживая звероподобие, выливающееся во всеобщее разрушение. Опасался будущей «настоящей, большой войны» и «сам» Лев Толстой, полагая, что при современном подъеме патриотизма она «всякую минуту может и должна начаться». Будущее тревожило россиян, проживавших на рубеже XIX — XX веков…. Наиболее популярным у интеллектуальной элиты был образ нового социального порядка; о нем писали члены правительства (С.Ю. Витте, В.Н. Коковцев, П.А. Столыпин), философы и публицисты ( «веховцы» С.Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, М.О. Гершензон, Б.А. Кистяковский, П.Б. Струве, C.Л. Франк); будущий социальный строй нашел отражение в программах ведущих политических партий (РСДРП, Бунда, эсеров, кадетов), стал одной из популярнейших тем литературы Серебряного века. Лидировали в этом образе такие черты, как изменение государственного устройства в сторону конституализации правления, введение принципа выборности в институты государственного управления, изменение форм земельной собственности, утверждение свободы слова, печати, собраний, изменение в сфере судопроизводства. Именно эти ожидания и «связь времен» ощущается у Волошина в стихотворениях цикла «Облики» (1913 г.). Он нам интересен прежде всего волошинскими реминисценциями применительно ко многим широко известным юридическим именам России. К своим интеллектуальным собеседникам и поэтическим адресатам Макс относил присяжного поверенного князя Александра Ивановича Урусова, блистательного литературного и театрального критика (ему Макс посвятил отдельный очерк), присяжных поверенных Владимира Ивановича Танеева и Рудольфа Рудольфовича Минцлова, а также Анатолия Федоровича Кони. Квартира библиофила и либерала Минцлова в Москве была известным центром передовой интеллигенции, у него «по субботам» бывали многие знаменитости, в том числе из адвокатской среды — присяжные поверенные Муромцев, Янжун, Веселовский и многие другие. В волошинском очерке присутствует и портрет Бориса Викторовича Савинкова (1879-1925 гг.) – российского революционера, террориста, одного из лидера партии эсеров и одновременно талантливого прозаика, поэта, публициста.

По мнению современных литературоведов, в поэзии Н. Гумилева, О. Мандельштама, М. Волошина, художественно воплощены знания эзотерики и ее этическим норм, символика масонской вне конфессиональной религиозности. Наиболее ярко они представлены в именно поэзии Максимилиана Волошина. В ней масонский код синтезирован с другими оккультными доктринами и практиками, в частности, с антропософией, традиционным и неканоническим христианством, что вполне отвечает духу времени и целям посвятительного Ордена. По мнению исследователей, центральная аксиологическая проблема для М. Волошина: смысл и ценность жизни – в самой жизни. Человек для него — это загадка и разгадка, одновременно, мировых вопросов бытия и мироздания, мир и Вселенная сама по себе. Отсюда аксиоматичность ценности любой человеческой жизни (независимо от социальной роли, взглядов и проч.), ибо зло и насильственная смерть – есть нарушение, искажение изначальной вселенской гармонии соотношения микро- и макрокосмоса. «Преодоление зла» для Волошина, заключается не в пассивном уклонении, созерцательности зла, а в активном его «преображении», путем поглощения зла «внутри себя» и внутреннем его превращении, абсорбции, духовной «алхимии зла».

 Одним из важных источников для понимания отношения М. Волошина к духовно-нравственной проблеме преодоления зла в человеческом бытии, является его статья «Судьба Льва Толстого», написанная по свежим впечатлениям от кончины великого русского писателя. В ней Волошин высказывает очень важную, но крамольную, с точки зрения традиционного христианства, мысль о том, что нравственная задача человеческого существования заключается не в отражении зла, а его внутреннем принятии и «преображении», «освящении» зла в «себе и внутри себя».

 Начало Первой мировой войны застало Максимилиана Волошина в Швейцарии. В Россию он смог вернуться только в 1916 году. Отказ Волошина от военной службы и его пацифистские взгляды во время войны вновь привлекли к нему скандальное внимание. В письме к А.В. Гольштейн из Базеля от 26 декабря 1914 года Макс писал: «Я люблю не «победителей с наглыми глазами, а побежденных, чье сердце переполнено пеплом печали». Боюсь, что для России победа будет большим моральным падением. Да и теперь мне не слишком хотелось быть там – все эти вопли патриотизма слишком неприятны». В ноябре 1916 года Волошин в письме к военному министру генералу Д.С. Шуваеву так мотивирует свой отказ от призыва на военную службу: «Мой разум, мое чувство, моя совесть запрещают мне быть солдатом… Я отказываюсь быть солдатом, как Европеец, как художник, как поэт … Тот то убежден, что лучше быть убитым, чем убивать, и что лучше быть побежденным, чем победителем, так как поражение на физическом плане есть победа на духовно, — не может быть солдатом». (В.Н. Терехина, с.12). Революционные события помешали уголовному преследованию поэта. 

 Настоящей проверкой на прочность нравственных представлений Волошина о тайне и сущности зла станут годы Революций и гражданской войны. Важными в этой связи являются данные переписки поэта, в которых он излагает корреспондентам свои нравственные представления о свершающихся событиях и своей нравственной позиции, раскрываемой поэтом сквозь призму «алхимии зла». В письме к Аделаиде Герцык от 23 декабря 1917 года из Коктебеля, уже после свершившейся Октябрьской революции, пока еще лишь смутно предчувствуя надвигающиеся ужасы времени, Волошин сообщал: «Внутренняя моя мысль все время сосредоточена только на одном: на алхимии зла. Какой комбинацией понимания и чувства зло можно превратить в чистое золото? Но об этом не могу говорить – это чувство, это состояние, а не мысль».

 «Веховым» для поэта стала «Неопалимая Купина» — сборник стихов о войне и революции. В цикле находит отражение парадоксальная идея Волошина о двух непримиримых сплавленных между собой противоречиях русской жизни и государственности: «с одной стороны, безграничная, анархическая свобода личности и духа русского человека, с другой же – необходимость в крепком железном обруче», который смог бы все это сдержать. «Ни от одного, ни от другого Россия не могла и не может отказаться». Равнодействующей двух сил является у Волошина самодержавие.         Автор вписывает и себя в картину парадоксальной судьбы России, горящей и несгорающей во все века своей мученической истории, будто покинутой Богом, но не оставленной поэтом:

Дай слов за тебя молиться,
Понять твое бытие,
Тоске твоей причаститься,
Сгореть во имя твое.

 События гражданской войны в Крыму, в которых Волошин принимал активное участие, спасая человеческие жизни как со стороны «белых», так и «красных», во время вакханалии братоубийственного кровопролития. Гражданская война доводит непримиримость до крайности, до беспощадного взаимоуничтожения. Волошин становится общественным деятелем вне идеологий, движимый одной идеей: «Борьба с террором, независимо от его окраски». Высокое гуманистическое служение Волошина в гражданской войне хорошо известно. Он сам выразил это в следующих строках:

 В те дни мой дом, слепой и запустелый,
Хранил права убежища, как храм,
И растворялся только беглецам,
Скрывавшимся от петли и расстрела…
И красный вождь, и белый офицер,-
Фанатики непримиримых вер,-
Искали здесь, под кровлею поэта,
Убежища, защиты и совета.
Я ж делал все, чтоб братьям помешать
Себя губить, друг друга истреблять…

 Волошин демонстрирует немалое мужество, многократно выступая ходатаем за невинно (а может и виновно) приговоренных соотечественников — в деникинской контрразведке и ЧК, хлопочет за смягчение участи несчастных. Сохранились воспоминания о том, как безжалостный коммунист Белла Кун предлагал Максу вычеркнуть по своему усмотрению каждого десятого из поименованных в «расстрельных списках» (и где был указан, и он сам), Волошин неизменно свою судьбу оставлял на усмотрение высокопоставленного палача. 

 Довелось Волошину вспомнить, наверное, и некоторые познания, полученные в годы обучения на юридическом факультете — выступить «общественным защитником» и по сути – спасти в 1919 году жизнь генералу-лейтенанту царской армии Н.А. Марксу (1861-1921 гг.). Генерал Маркс, человек демократических взглядов, видный ученый, археолог и собиратель древностей, читавший в Археологическом Институте курс лекций по древнему русскому праву, основатель и первый ректор Кубанского университета, в годы Первой мировой войны — командующий Одесским военным округом (1914-1917 гг.), был хорошим знакомым и крымским соседом Макса. За сотрудничество с большевиками (на ниве образования) отставной генерал был арестован вернувшейся «белой» властью, над ним нависла реальная угроза расправы. Макс Волошин энергично заступился за своего земляка и перед контрразведкой, и перед военной властью на Юге России в лице генерала А.И. Деникина, что возымело в целом благоприятный для Маркса исход, осужденного военно-полевым судом к 4 годам каторжных работ и освобожденного от исполнения наказания. 

 В Феодосии 12 ноября 1920 года в жизни Волошина происходит ключевой момент: ему сообщают о предложении крупного белогвардейского чина покинуть Крым, уехать в эмиграцию «под видом псаломщика училищной церкви» на транспорте «Дон». Волошин просит передать, что «согласен», но перед отправкой судна отказывается, на все уговоры отвечает, что не может бросить свою библиотеку в Коктебеле: «Если я ее брошу, ее разграбят, а жить без этих книг будет для меня сплошная тоска и мучение. Даже если библиотеку отберут, я буду просить оставить меня сторожем при ней – и кто же лучше сбережет ее для них же, как не я?». Позднее поэт признавался, что не мог поступить иначе, ибо его жизнь и судьба — неразрывна с судьбой России. 

Максимилиан Волошин, по-видимому, надеялся на разумное отношение советской власти и возможность с ней сотрудничать. Едва «красные» сменили «белых», а ему 19 ноября 1920 года комендант Феодосии выдал удостоверения как «заведующему охраны памятников искусств и библиотек в Феодосийском уезде» с освобождением от постоя и реквизиций его дома в Коктебеле, с разрешением сохранить свою пишущую машинку. В начале декабря в Крым приходит «красный террор»: уничтожение крымской группы «махновцев» завершено, 30-ю Сибирскую дивизию заменяет 9-я Ударная. Объявляется перерегистрация офицеров, священников, адвокатов, буржуазии и прочих, ранее уже «получивших» амнистию. Всех, явившихся в Феодосии, арестовывают – около 2 тысяч человек (среди них подпоручик С. Шмелев, сын известного писателя). Начинаются массовые расстрелы арестованных (по 200-300 человек, ночью), а обыски и доносы «поставляют» круглосуточно палачам новые жертвы. 25 декабря КрымРевком издает приказ уже касательно всего полуострова о регистрации в 10-дневный срок всех бывших офицеров, полицейских, сановников, духовенства, собственников фабрик, заводов, усадеб, садов, домов, магазинов и т.п. 12 февраля 1921 года Волошин пишет матери из Симферополя, что мечтает «замкнуться в мастерской для работы», цикл стихов требует воплощения, «стоит за пределами ужаса», и «может найти себе исход только в творческом преображении». Лекции и выступления держали его в Симферополе с января по май 1921 года, в эти недели было начато создание стихотворного цикла о «терроре». Процитируем стихотворение «Террор», одно из сильнейших у Волошина и «вне временных», на грани ощущения «физического присутствия», передающего весь ужас и удушающую атмосферу любой казни, несудебной расправы, независимо от того, где, кем и под каким «предлогом» она свершилась (назовем только некоторые из них — Бабий яр под Киевом, Рижское «гетто», смоленская Катынь (расстрел польских военнопленных палачами из НКВД) … перечень Трагедий XX века непозволительно огромен). 

 Собирались на работу ночью. Читали
Донесенья, справки, дела
Торопливо подписывали приговоры.
Зевали. Пили вино.

С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгоняли на темный двор.

Снимали с них обувь, белье, платье.
Связывали в тюки.
Грузили на подводу. Увозили.
Делили кольца, часы.

Ночью гнали разутых, голых
По оледенелым камням,
Под северо-восточным ветром
За город в пустыри.

Загоняли прикладами на край обрыва.
Освещали ручным фонарем.
Полминуты работали пулеметы.
Доканчивали штыком.

Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русскою песней
Возвращались в город домой.

А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.

 «Я не нейтрален, писал Волошин в январе 1924 года журналисту Б. Талю, — я гораздо хуже: я рассматриваю буржуазию и пролетариат, белых и красных, как антиномические выявления одной сущности, гражданскую войну – как дружное сотрудничество в едином деле. Между противниками всегда провожу знак равенства…».

 В аудиториях Крыма, Москвы, Ленинграда, Харькова и других городов при каждой появляющейся возможности Волошин выступал с лекциями и чтением стихов, отстаивая свои взгляды, осуждая братоубийственную гражданскую войну, террор, классовую вражду, критикуя советскую власть.

 И здесь и там между рядами//Звучит один и тот же глас:

И здесь и там между рядами
Звучит один и тот же глас:
«Кто не за нас – тот против нас
Нет безразличных, правда – с нами».

А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.

 Волошин умел внушать уважение к себе и своим независимым взглядам, призывал к благородству и милосердию. Еще до революции он смело выступал против общепринятых мнений и суждений, не боялся травли и всеобщего осуждения. Его хорошо знали и публиковали за границей. В советском руководстве у него были покровители (Л.Б. Каменев, нарком просвещения А.В. Луначарский и др.), надеявшиеся, что Волошин сможет «вписаться» в новую действительность.

 Максимилиан Волошин — интеллектуал, блестящий поэт и живописец, и в нынешней России являет собой достойный пример для подражания любому интеллигентному человеку — в любви к своему Отечеству, в непримиримости, когда речь идет о спасении жизни ближнего (и не только), в борьбе со злом и насилием.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Давыдов М., Купченко В. Крым Максимилиана Волошина. Киев, 1994.
  2. Давыдов В., Купченко В., Максимилиан Волошин. Избранное. Стихотворения, воспоминания, переписка. Минск, 1993.
  3. Максимилиан Волошин: крымские путешествия. – Симферополь: Бизнес-Информ, 2015. – 160 с.
  4. Слободнюк С.Л. Муза мстительных надежд: принцип талиона и теократическая утопия в правосознании Серебряного века: монография. – СПб.: Наука, 2010. – 128 с.
  5. XV Волошинские чтения. Международная научно-практическая конференция «Мой дом раскрыт навстречу всех дорог…». Сборник научных статей / Сост. И.В. Левичев, Н.М. Мирошниченко, Т.М. Свидова. – Симферополь: Антиква 2011. – 228 с.; XVIIВолошинские Чтения. Международная научно-практическая конференция «Вселенная свободы и любви …». Сборник научных статей / Сост. Н.М. Мирошниченко, Т.М. Свидова. – Симферополь: ООО «Антиква», 2016. – 328 с. Автором при написании настоящего очерка использованы материалы вышеназванных сборников. Также мною использованы информация и биографические факты, почерпнутые от научных сотрудников в ходе посещения в крымском Коктебеле Дома-Музея М.В. Волошин. 
  6.  Волошин Максимилиан. «Я был, я есть…» Поэзия. Проза. Статьи. Дневники / М. Волошин [Сост., вступит. ст., коммент. В.Н. Терехиной. – СПб.:, 2017. – 640 с. 

Харабет К.В., Председатель РОО «Ветераны военной юстиции Тихоокеанского Флота», кандидат юридических наук, доцент (г. Москва).